Форум » Игра » Раннвейг: Ритуал совершеннолетия. [#2.1, 13 и.д.] » Ответить

Раннвейг: Ритуал совершеннолетия. [#2.1, 13 и.д.]

Darvest: Дата: 8 августа 2021 года/ 52 день солнечного цикла (11 сутки после прибытия экспедиции), канун искарета, вечер. Место: деревня Сегрейб, населенная азарегами из клана волков. Погода: прохладная, ветер слабый, облачность отсутствует, еще светло. Задействованные персонажи: Раннвейг. Азареги - странная получеловеческая раса, о которой в южных землях сложено немало легенд. "Спи спокойно и не ворочайся, а не то за тобой придет азарег", порой говорят матери своим детям, и те слушаются, потому что про азарегов рассказывают многого странного и страшного. Так принято среди антиран южных провинций, знающих об азарегах часто лишь понаслышке. Для жителей северных областей азареги иногда торговый партнер, а иногда враг, и здесь известно о них много больше - но даже северяне относятся к азарегам как к существам таинственным и чуждным. Ведь те существуют одновременно в двух мирах, одной своей частью принадлежа к человеческому миру законов, порядка и разума, а другой - являются животными, и обитая среди животных страстей и инстинктов, принимая форму, которую никогда не примет ни один человек, умея обращаться в диких зверей. Входя в свою тень, как называют это сами азареги. Ни один человек не может совершить подобное - а значит, азареги не люди. Они другие. Даже боги их ложны. Они не признают ни несущего порядок и свет Мехениса, ни владыку мертвых Анбу, ни прочих из пятерки великих, чьи храмы стоят в антиранских городах. Их вера еретична и извращенна, основываясь на поклонении вымышленным их бреднями ящерам. Так говорят среди антир. Сами же азареги не считают себя ни странными, ни чуждыми - напротив, им самим их жизнь кажется абсолютно нормальной и естественной, и очень странным в их глазах выглядит то, что говорят об азарегах чужеземцы - как и сами чужеземцы с их странными обычаями и неполноценной природой. Как можно верить в то, что миром правят пятеро богов, когда всякому, кто имеет разум, известно, что это божественные ящеры управляют Нерсианой, держа ее в своих руках. Как можно жить, никогда не познав на себе пьянящую власть искарета? Не приняв свою тень, не объединившись со своим мерканетом, не став диким зверем, видящим больше, чем человек, могущим больше, чем человек, воедино слитым с миром и являющимся его составной частью, пребывая среди звуков и запахов, мыслей и чувств, которые ущербное человечество даже не в силах себе представить. Разве азареги неполноценны? Отнюдь, неполноценны антиране, навсегда заточенные в узких рамках своего человеческого тела и человеческого восприятия. Да, они строят большие города и искусны в ремеслах, создавая много диковинных изделий - но их разум ограничен, их чувства узки. Они даже не знают свободы - всеми их землями правит один правитель, вольный делать все, что ему будет угодно со своими подданными, а это разве не разновидность рабства? В то время, как азареги истинно свободны - каждая их деревня сама решает свои вопросы и распоряжается своей землей, и никто не вправе командовать азарегами и принуждать их делать что-то, что будет противно их воле. А разве свобода не есть самая главная из всех вещей, существующих на свете? Только истинно свободный достоин уважения, а раб презренен и жалок, даже если обитает в золотом дворце. Так говорят азареги. Они живут своими кланами, объединенными родством по мерканету, а каждый клан распадается на множество небольших поселений и кочевий, совершенно независимых друг от друга. Деревня Сегрейб - одно из таких поселений, и жители его принадлежат к клану волков. Умея обращаться в этих гордых и опасных зверей, они живут охотой, контролируя всю окрестную территорию. Также ими выращивается гинфир и разводится домашний скот, хотя и не в таких больших количествах, как в тех кланах азарегов, чей мерканет является менее хищным животным. У азарегов из клана волков есть свои способы добывать пищу, отличающиеся от простых человеческих. ... Сегодня вечером в деревне Сегрейб предстояла состояться одному важному событию - на предстоящую ночь был назначен ритуал, который предстояло пройти молодой Раннвейг, дочери альфа-самки и падчерице вождя, правящего в Сегрейб, девушке, известной своими натянутыми отношениями с отчимом. Про Ранвейг в деревне говорили многое - и про ее непростой нрав, и про ее волю, непокорность и внутреннюю силу. Ритуал совершеннолетия определит, будет ли Раннвейг и дальше принадлежать к клану волков, или же еще мерканет наделен иной природой и свяжет ее с совсем другим кланом, навсегда отделив от прежних соплеменников и сделав ее окончательно чужой в собственном доме. Греннир, шаман деревни Сегрейб, уже ждал Раннвейг, чтобы встретить ее и напутствовать перед ритуалом. Это был немолодой уже мужчина, высокий и с покрывшимся морщинами лицом, некогда хороший охотник и воин, и сейчас сохранивший еще свою силу, хотя и связавший свой путь с общением с богами. Он стоял возле своего бревенчатого дома, одетый в простую домотканую одежду и опираясь на деревянный посох, чья верхушка была украшена резьбой, и ожидал прихода Раннвейг. Его длинные поседевшие волосы, приобретшие оттенок хорошей южной стали, были стянуты хвостом. Несмотря на возраст, держался он ровно и прямо, расправив спину и плечи. Это было неудивительно - волки не терпели слабых и немощных, и никогда не позволили бы слабому стать устами, через которые повелители Нерсианы изрекают свою волю. В бою на кулаках, мечах или шестах Греннир смог бы победить любого из Сегрейб, кроме разве что вождя - и всякий азарег в селении знал, что шаманом выбран здесь достойный. Лишь достойный сможет различить истину в приходящих из обители богов откровениях и смело смотреть в глаза всем, кто должен эту истину услышать. Лишь достойный сможет пройти путями мира духов, не убоявшись обитающих там темных сил. Лишь достойный подведет юного азарега к ритуалу, что определит его судьбу. Греннир стоял подле своего дома, стоящего на окраине селения и залитого светом клонящегося к западу солнца, и ждал.

Ответов - 8

Раннвейг: Нельзя сказать, что накануне своего первого искарета Раннвейг была безмятежна. Конечно, как истый ребёнок волков, девушка пыталась не показывать своего волнения, сомнений, но получалось плохо, азарег постоянно ошибалась, вызывая недовольство старших - мысли её были далеко. Помогали ли латать шатры после недавней бури, приглядывала ли за малышами, поддерживала ли огонь - Раннвейг терзалась предчувствиями касательно завтрашнего дня, когда будет определяться судьба на всю оставшуюся жизнь. Станет ли её тенью белый медведь, чьи дети часто приходили в селенье Сегрейб ради торговли, или мелкий, юркий виррк, которые столь редко видят солнце, засев в своих норах. Или всё же азарег окажется достаточно сильной, чтобы во время искарета меняться местами с диким волком, как её мать, и как мать её матери? Сможет ли она в таком случае побороться с альфа-самцом или путь её лежит в иную стаю? О, никогда прежде приземленная Раннвейг не просматривала столько возможностей, привыкнув выбирать одну определенность и вкладывать все силы в её исполнение. Тут же... от девушки зависело крайне мало. Все в руках богов, и даже шаманы не могли спорить с ними. Прежде чем отправиться к Гренниру, азарег спустилась к небольшому озерцу. Обычно здесь хватало малышни, с визгом и хохотом обучающаяся плаванью, взрослых самок, которые вели неторопливые беседы о посевах и удачных охотам, одновременно приводя в божеский вид испачканную за день одежду. Но в начале эргата азареги предпочитали как можно больше времени проводить на поле, где солнечные лучи согревали их тени, поэтому дочь альфа-самки купалась в одиночестве. Проплыв озеро от одного берега к другому, Раннвейг надела приготовленную одежду: длинную тунику без всяких завязок, специально сотканную к этой ночи. Более никогда азарег не наденет её, но хранить будет до конца жизни. Волосы девушка расчесала, но заплетать в привычные косы не стала: всё равно до наступления ночи с ними предстояло расстаться. И только приведя себя и мысли в порядок, Раннвейг позволила себе отправиться на окраину деревни. Греннир уже ожидал её. Азарег остановилась в пяти шагах от шамана и покорно склонила голову, крепко сжав пальцы в кулаки, чтобы те дрожью не выдали её волнения. - Раннвейг, рождённая дочь волков, пришла говорить с богами, о шаман. Быть может, она пришла чуть раньше положенного срока, ведь солнце ещё не село, но ждать более в неизвестности азарег не могла.

Darvest: Греннир посмотрел на пришедшую к нему девушку. Он видел, что она волнуется, но стоит прямо и держится гордо. Это было хорошо. Азарег должен быть силен, иначе ему не пережить искарет. Перерождение иной раз бывает мучительным, и находятся иной раз глупцы, что ухитряются порой шепотом роптать на богов, но боги мудры. Искарет предназначен для того, чтобы отделять сильных от слабых. В других кланах могут и не понимать этого, но волки понимают. Недаром волки сильнее и яростнее всех. Слабый умирает, не справившись с собственной природой, сильный остается жить. Эта девочка казалась сильной. И все же ее отец умер, не совладав с превращением. Из тех своих предков, о ком Греннир знал, при превращении не умирал никто. А у этой девочки умер. Шаману было интересно, и уже довольно давно, что сама Раннвейг испытывает, вспоминая об этом. Позор, легший на имя собственного отца, может сломить человека, а может придать невероятную силу. Некоторые, памятуя о слабости, сразившей их родителей, и сами делались слабыми, заразившись страхом как болезнью. Такие люди шарахались от каждой тени, ходили, оглядываясь по сторонам, опасались любой беды и умирали без славы и без чести. Зато другим память о настигшем их предков поражении придавала мужества и сил - как огонь закаляет сталь. Греннир давно уже следил за Раннвейг. По всему выходило, что она из второй породы - не из первой. Так, по крайней мере, она сама пыталась показать. Однако соответствует ли лицо, которое она носит среди людей, ее истинному лицу? Что ж, именно это и станет ясно довольно скоро. - Здравствуй, рожденная дочь волков, Греннир из клана волков, говорящий с владыками Нерсианы, приветствует тебя, - сказал шаман велеречиво, как предписывал ритуал. Слова имели здесь большое значение - и то, что сказано, и то, как именно сказано. Правильные слова могут укрепить чужой дух или разбить его вдребезги. Это было опасное искусство - уметь разить словом так же, как можно поразить клинком, и убить с его помощью было легко. Или же погибнуть самому. Азареги придавали большое значение сказанным ими словам, ведь все, что произносится на земле, слышат не только люди, но и боги. - Боги ждут тебя, - сказал Греннир и указал посохом на бревенчатое здание без окон и с единственной дверью, бывшее святилищем Сегрейб. - Входи, предстань перед лицом богов и встреть свою судьбу.

Раннвейг: В те моменты, когда Раннвейг размышляла о своем будущем, азарег никак не учитывала вероятность собственной гибели во время искарета. В самом деле, может ли она, сильная, молодая, выносливая - не пережить встречи с богами, если даже юнец Барди, которому ещё в детстве перебили ногу и он слегка прихрамывал, с легкостью обрел свой мерканет в прошлый эргат. Нет, сама мысль о возможной гибели уже изначально несла в себе росток поражения, поэтому Раннвейг старательно от неё отгораживалась. И сейчас, когда азарег неторопливо - чтобы не показаться легкомысленной или неувренной в себе - шла по мягкой траве к святилищу, дочь альфа-самки не страдала сомнениями, не вспоминала отца, который оказался слабаком и не выдержал слияний с тенью, но думала лишь о грядущем успехе. Старалась думать.


Darvest: Греннир проводил девушку взглядом, затем сел на крыльцо своего дома, поставив посох рядом, и стал смотреть, как вокруг сгущаются вечерние тени. Затем закрыл глаза, сложив руки на колени, и стал дышать ровно. Ему предстояло отрешиться от всех лишних мыслей, дабы войти в состоянии дремы - почти на пороге беспамятства, но все же не соскальзывая в него, на половине дороги между тварным миром и миром снов. Эти два мира различались, хотя и представляли собой две половины одного целого. Стиритер, учитель Греннира, бывший шаманом Сегрейб прежде него, рассказывал, что тварный мир - это обитель плоти, а мир снов - обитель духа. Всякий человек или зверь существует в обоих мирах одновременно, плотью в однос и духом в другом. Дома, деревья и холмы тоже порой имеют там свои отражения, хотя искаженные и часто меняющиеся. Большинство людей пребывают в мире снов каждую ночь, но их разум при этом спит, и они бродят по тем краям бесцельно, даже не зная, что они спят, и не помнят на утро своих снов, разве что смутные их обрывки. Шаману же полагается держать свой разум ясным и ориентироваться во сне столь же свободно, как в тварном мире, всегда помня, где он находится, что делает и что хочет найти. Когда Греннир только учился шаманскому искусству, ему пришлось потратить немало ночей, прежде чем впервые во сне осознать себя столь же ясно, как бывало это с ним наяву. Это было очень сложно и нередко оборачивалось неудачами, но в конце концов получилось. С тех пор он исходил в мире снов немало троп, пользуясь порой отварами из трав и чудодейственных грибов, или же одной только собственной волей. Мир чистого духа бывал опасен и таил в себе множество опасностей и удивительных тайн. Стиритер рассказывал Гренниру о шаманах, что иногда умирают прямо во сне, будучи сражены злыми духами или иной напастью, настигшей их и разорвавшей связь между душой и телом. Памятуя об этом, приходилось соблюдать осторожность всякий раз, вступив на те диковинные и смутные земли. Именно там Гренниру и являлись боги, дабы объявить о своей воле - и Греннир всякий раз испытывал чувство священного трепета, видя эти диковинные нечеловеческие силуэты и чувствуя исходящее от них могущество. Потому сейчас он и погружал в себя дрему, чтобы быть готовым в любой момент, ощутив исходящий от богов зов, погрузить себя в полноценный сон. Долг шамана - ожидать подле дверей святилища в ночь, когда молодой азарег проходит через свое взросление, не пожелают ли боги обратиться к нему. Обычно ничего подобного не происходило. Прошедшие посвящение юноши или девушки выходили на следующее утро из дверей святилища, твердо зная теперь свой мерканет - и при этом не помня почти ничего о событиях самой проведенной лицом к лицу богами ночи. Некоторые из тех, кого Греннир проводил через ритуал, на следующее утро вспоминали, что видели смутные сны, в которых они представали волком, или оленем, или иным зверем, ставшим теперь их тенью. Многие не помнили и того - просто знали, в какое животное они теперь превратятся, когда наступит следующий искарет. Так было и с Гренниром - он не помнил ничего о собственной ночи взросления, только на утро очнулся на деревянном полу священной обители, зная, что теперь принадлежит к клану волков, от которого он не был рожден. Боги рассудили, каким будет его мерканет - а теперь рассудят, каким будет мерканет Раннвейг. И, хотя боги мудры, милосердия от них ждать не приходилось. Греннир, во всяком случае, не ждал. После того, как ему, рожденному от клана оленей, пришлось перейти в клан волков, принять этот клан душой и сердцем, выжечь оттуда всякое воспоминание о родном доме - и привыкнуть думать о сородичах как о врагах.

Раннвейг: Утро встретило Раннвейг в первую очередь дикой головной болью, будто всю ночь она курила вихуру, приготовленную по медвежьим рецептам. Сдерживая стон и стараясь не делать резких движений, азарег поднялась с пола - и тут же была вынуждена ухватиться за стену, чтобы не свалиться обратно. К счастью, в обители обнаружился кувшин с водой, которую Раннвейг с жадностью выпила. Стало немного легче. Азарег тщетно попыталась припомнить, что же происходило ночью искарета - но в памяти зиял провал, и Раннвейг обнаружила лишь твёрдую уверенность, что отныне её мерканет - волк. К сожалению, сил радоваться не было, азарег скорее на автомате отыскала нож с металлическим лезвием и торопливо откромсала большую часть волос, едва не отхватив попутно себе палец. Остатками воды она умылась, и лишь после этого позволила себе показаться на глаза шаману. - Раннвейг из клана Волков обрела свой мерканет, о шаман, - несмотря на усталость, голос звучал вполне себе уверенно.

Darvest: За ночь боги так и не обратились к Греттиру. Он не удивился - боги вообще не так уж и часто обращались к нему, и уж тем более ни разу во время таких ночей. Утро наступило холодное и серое, возвестив начало искарета - поднявшееся над восточным лесом солнце было блеклым и потускневшим, почти белесым, и распространяло вокруг себя холодный голубоватый свет. В этом свете все вокруг казалось ледчным и призрачным, словно сделанным из северного льда, и тонуло в тенях. Греттир чувствовал, как по телу разливается холод и едва заметная дрожь. Первые предвестники превращения. Так оно будет еще несколько часов. Затем холод и дрожь усилятся, начнет слабеть зрение и крепнуть обоняние, и уже к вечеру превращение вступит в свои права, постепенно трансформируя человеческое тело в звериное. А к вечеру следующего дня подойдет время для хорошей охоты. Греттир был полон сил и пока что ни разу не упускал дичь. Хотя и знал, что так оно продлится уже недолго. Пришельца Греттир заметил уже под утро - тот пришел со стороны деревни и какое-то время держался на расстоянии полета брошенного ножа. Худая тонкобедрая фигура, едва различимая в утренних сумерках. Лишь когда начало светлеть, пришедший приблизился к Греттиру. Это был Данкварт, молодой азарег из поселка, чья ночь взросления миновала лишь пять ильскалов подряд. Последнее время Греттир часто видел Данкварта в компании с Раннвейг и еще несколькими подростками. Насколько знал шаман, между Данквартом и Раннвейг не было той разновидности любви, что бывает между мужчиной и женщиной, но виделись они часто. Шаман не знал, дружат ли они между собой или просто входят в компанию. Вернее, шаман не знал, дружит ли Раннвейг с Данквартом со своей стороны - сам-то Данкварт нередко выказывал девушке знаки приязни. Греттир не мог сказать, что это ему нравится - поскольку ему не нравился сам Данкварт. Этот юноша незадолго до своего совершеннолетия путешествовал со своим отцом в земли антиран, по торговой нужде, и вернулся оттуда, нахватавшись дрянных чужеземных обычаев. С тех пор он смотрел на соплеменников свысока и держался часто высокомерно. Отец, бывший купцом Сегрейб, купил ему антиранской одежды, оружия и разных побрякушек, и Данкварт щеголял теперь ими. Вот и сейчас он пришел в обтягивающей черной куртке, с воротником, вышитым синей ниткой, в сапогах выше колена и в перчатках. На поясе у юноши крепился кинжал в кожаном чехле. Данкварт держался прямо, чуть приподняв подбородок, уголки его губ кривились в полуулыбке. Впрочем, при встрече с шаманом он стер с лица то слегка презрительное выражение, которое часто было ему свойственно. Сам юноша был среднего роста, не самого крепкого телосложения, но очень быстрый и ловкий - как в человеческом обличье, так и в теле волка. Подойдя к шаману, он поклонился: - Благословение богов с вами, почтенный Греттир, - сказал Данкварт, опустив голову. - Я пришел встретить Раннвейг. С вашего разрешения, я подожду, пока она выйдет. По обычаю, заведенному в Сегрейб, юношу или девушку, проходящего свое взросление, не провожал вечером и не встречал утром никто из родных или друзей. То, что происходило в святилище, касалось лишь молодого азарега или богов. Около дверей святилища молодого азарега ждал шаман, но больше никто не приходил. Это не было запрещено прямо - просто так никто никогда не делал. Данкварт, однако, сделал. - Ты нарушаешь обычай, - сказал Греттир. - Почему? Юноша посмотрел ему в глаза и полуулыбка, нарисованная на его лице, сделалась чуть шире. - Это ведь обычай, а не закон. Обычаи иногда можно нарушать, почтенный Греттир, если очень хочется. Я очень хочу встретить Раннвейг и проводить до дома. Потому и пришел. Вы же не отошлете меня назад? Я не думаю, что это прогневит богов - если я первый из деревни, после вас, узнаю, какой мерканет выпал Раннвейг. Не вставая с крыльца, Греттир внимательно изучил юношу. - Это, - сказал шаман, - может прогневить Ринда, - назвал он имя вождя деревни, отчима девушки. - Возможно, - качнул головой Данкварт, - а возможно, и нет. Если я вызову гнев почтенного вождя, это будет лишь моя забота. Я придумаю, как с этой заботой разобраться. Это была правда. Язык у молодого человека был подвешен хорошо, и он всегда мог объяснить любые, даже самые сомнительные свои поступки так, что они начинали выглядеть в совсем другом, благопристойном свете. Азареги ценили правду и не терпели лжи. Данкварт никогда не лгал - но он умел обращаться с правдой очень ловко, преподнося ее в таком виде, как было удобно ему. Это была еще одна вещь, за которую Греттир не любил его. - А если, - сказал Греттир, - окажется, что Раннвейг получит чуждый нам мерканет? Если она не войдет в клан? Что сделаешь тогда? Шаману было интересно, что скажет на это Данкварт. - Тогда, - сказал тот, - я провожу ее в дорогу. Раннвейг нельзя будет превращаться здесь, и я отведу ее подальше от Сегрейб прежде, чем мы начнем меняться. Это если она станет любым зверем, кроме оленя. Если она станет оленем, я вызову ее на поединок и убью. Олени ведь наши враги, а врагов надо убивать так быстро, как можно. Ни к чему позволять примкнуть к ним новому бойцу. Хотя, - юноша вновь качнул головой, - наша Раннвейг не станет оленем, я же знаю ее. Олени слабые, а наша Раннвейг нет. У нее есть воля и она сильная. Как же ей быть при таком оленем? Я знаю, что она не станет оленем, и вы знаете, почтенный Греттир, и, верно, даже боги знают - так чего нам кривить душой и делать вид, будто мы волнуемся и не знаем? Это была уже наглость - с такой небрежностью рассуждать о вещах, требующих к себе почтения. Греттир качнул набалдашником посоха в сторону Данкварта. - Что знают боги, ведомо лишь богам, - сказал шаман сухо. - Как я знаю, с тобой, юный Данкварт, боги пока что не разговаривают, так что нечего тебе рассуждать, что будет или что может быть. Тебя это касается мало, и знать ты об этом ничего не знаешь. На лице Данкварта не отразилось никаких чувств - ни раскаяния, ни раздражения, однако же он приложил ладонь к груди и опустил голову: - Простите меня, почтенный шаман, - сказал юноша спокойно. - Вы правы, боги и в самом деле не говорят со мной. Конечно, я не рассуждал о том, знают или не знают боги что-то. Я просто лишь предположил, каким будет мерканет моей доброй подруги, основываясь на очевидности и здравом смысле. Очевидность и здравый смысл равны для всех, и для людей, и для богов. - Будь осторожен, - сказал Греттир, слегка уже раздраженный. - Не стоит говорить о богах слишком вольно. Когда я был молод, а ты еще не родился, был в нашей деревне один человек, который тоже слишком смело говорил о богах. Его имени я уже не помню, да и никто не помнит. Однажды этот человек сказал, будто боги давно ослепли и им нет больше дела до нашего мира. В тот же день этого человека объяло посланное богами пламя, и он упал замертво. Казалось, слова Греттира не произвели на юношу никакого впечатления. Данкварт посмотрел на шамана, и взгляд его был совершенно невинен. - Этот человек и в самом деле совершил богохульство, раз утверждал, будто боги ослепли. Для всех очевидно, что такие слова лживы и заслуживают наказания. Однако же, в моих собственных словах богохульства нету. Я лишь сказал, что богам ведом здравый смысл - и, несомненно, богам ведом здравый смысл. С этим согласится каждый, кто относится к богам с почтением. Богохульством было бы скорее отрицать сказанные мной слова. Хотя, наверно, я утомил вас этим разговором, почтенный шаман. Наверно, Раннвейг выйдет уже скоро, и вам надлежит встретить ее. Я встречу ее, но только после вас - я не буду нарушать этот обычай, потому что он уже ближе к закону. Если вы позволите, я отойду и сяду на тот пень. - Иди, - бросил Греттир раздраженно, - и следи впредь за своим языком. - Данкварт злил его больше обычного. Когда кончится искарет, нужно поговорить с Риндом - мальчишка совсем обнаглел, раз дерзит уже самому шаману. Греттир легко бы мог сейчас свернуть ему шею, но не следовало пятнать таким делом первое утро сумеречного света. А вот Ринд научит щенка разуму, пока тот совсем не отбился от рук. Нельзя позволять никому вести себя так, как ведет себя Данкварт - этим он пятнает и себя самого, и честь племени. ... Когда Раннвейг вышла, Греттир встретил ее. - Здравствуй, Раннвейг из клана волков, - сказал он, подняв посох и коснувшись его набалдашником плеча девушки - сначала левого, потом правого. - Я рад видеть тебя одной из нас. Ты выросла сильной и смелой, и боги оценили это по достоинству, приняв тебя в наш клан. Неси же приндлежность к клану с достоинством и не урони чести волка из Сегрейб - и тогда боги будут благоволить к тебе. А теперь ступай. Сегодня тебе впервые предстоит встретиться со своей тенью. Иди домой, твои родители уже ждут тебя.

Раннвейг: - Благодарю тебя, Греттир, - слова шамана приободрили Раннвейг, даже усталость, казалось, отступила. Выросшей почти без ласки азарег редко приходилось выслушивать похвалу, тем более от мира сильных всего - волчица с огромным трудом сдерживала счастливую улыбку, когда уходила по тропе к дому. Осознание счастья наступило резко, словно с него сдернули покрывало. В самом деле, одно из самых страшных испытаний в жизни позади, прожито, преодолено с успехом. Отныне Раннвейг может с увереностью в своем положении строить дальнейшие планы, и больше никто не посмеет упрекнуть её смертью отца-слабака, или птичьими правами в стае. Будь юная азарег хоть чуточку более эмоциональной, она бы с удовольствием пронеслась до дома с дикими воплями (как некоторые, впрочем, и делали), чтобы разделить радость с родителями... но Раннвейг меньше всего на свете сейчас хотелось видеть кого-либо, кто мог с легкостью нарушить созданный счастливый кокон. Увы, за первым же поворотом тропинки азарег уже поджидали. Раннвейг нахмурилась: Данкварт был как всегда невовремя. Их отношения сложно было назвать приятельскими: оба использовали преимущества друг друга, вертелись в одной компании, преследовали схожие цели. Впрочем, с огромным же удовольствием принесли бы друг друга в жертву на пути к власти. - Здравствуй, Данк, - коротко поздоровалась Раннвейг. - Ты рано поднялся сегодня. Искарет мешает спать спокойно?

Darvest: - Здравствуй, Раннвейг, - сказал Данкварт легко. - Нет, искарет мне не мешает. Я неплохо поспал этой ночью, а теперь вышел встретить тебя. Я так понимаю, ты теперь насовсем с нами. Если я не прав, ты меня поправь пожалуйста, а если я прав, то все совсем хорошо. Поздравляю, Раннвейг из клана волков. Ты теперь куда идешь? Домой? Я вообще именно потому тебя здесь встречаю.Ты точно уверена, что хочешь встретить свой превращение дома? Отчим, который тебя не любит, брат, который тоже не любит. Не хотел бы я превращаться первый раз в таком месте. Как представлю, сразу не по себе становится. Вообще я предлагаю тебе идти к нашим. Тиг, Ларван - они все тебя с удовольствием встретят. Наша маленькая стая. Превратишься в первый раз с друзьями, - Данкварт выделил это слово, "друзьями", насмешливой интонацией и слегка улыбнулся, - а не с теми, кому хочешь горло перегрызть. Заодно перед превращением поговорим. Нам как раз будет о чем поговорить. Есть такие важные дела, которые очень надо обсудить. Заодно и отчиму плюнешь в лицо, это тоже приятно. Ты же хочешь плюнуть в лицо Ринду? Правда, Раннвейг? И ты же не хочешь приходить в его дом, склонив голову, как послушная падчерица?



полная версия страницы